Самая большая фотография — в центре, рядом — приглашение на юбилей — двадцатипятилетие «Первого шага», с перечнем фамилий тех, кто участвует в вечере. Я разглядываю фотографии, вижу лица тех, кто стали известными актерами,- музыкантами, певицами, — Илья Рутберг, Савелий Крамаров, Майя Булгакова, Гюли Чохели, Ирина Подошьян, Юрий Саульский, Борис Фиготин, Элла Ольховская, Инна Мясникова, Зоя Куликова, Роза Романовская; группа большая — во всю сцену, и почти в центре — Майя Кристалинская. Немного пополневшая, но с тем же светлым лицом, с той же своей неизменной прической — изящная шапочка черных волос, чуть зачесанных назад.
— Майечка — вот она. — Гридунов, проведя пальцем по фотографии, остановился на Кристалинской. — А это наши первые программки, тут Майи еще нет, она пришла позднее, дай бог памяти… И пришла прямо к папе. Вот он, папа. —Гридунов поставил палец на то место фотографии, где стояли двое— «папа» и «домовой».
В каждом коллективе всегда находятся записные остряки, умеющие приклеить точное, смешное или ласково-уважительное прозвище. Так, Эммануил Самойлович Разниковский, застрельщик «Первого шага», стал «папой» — как его звали обычно в ансамбле. А вот прозвищем «домовой» Бориса Михайловича Филиппова «наградил» Борис Полевой.
Именно «домовой» и дал благословение «Первому шагу» еще в ту пору, когда с идеей создания эстрадного ансамбля в ЦДРИ пришел к нему Разниковский. Да и не мог не, дать. Филиппов был душой дома на Пушечной. А это означало, что каждому, кто переступал его порог, уходить оттуда не хотелось.
И кто только не бывал здесь — от одного перечисления всех его именитых обитателей у новичка, впервые пришедшего в этот дом, могла закружиться голова. Почти все они — на фотопортретах, висевших когда-то на стенах второго этажа, эта мозаика лиц, памятных для каждого знатока театра, музыки, цирка, а для профессионалов — еще и корифеев, учителей.
Увы, почти никого из них нет сегодня в живых. Рассыпалась мозаика…
Песни и музыка в ансамбле «Первый шаг» были первыми среди равных. Комиссия отобрала целый оркестр — около пятидесяти человек; такой оркестр можно смело сажать в оркестровую яму оперного театра. Однако состав его в оперу не годился, для исполнения симфонической музыки — тоже, а вот эстрадной — другое дело, на нее он и был нацелен. Утесов в музыке толк понимал — Дунаевский был для него богом, но еще он любил музыку других «божеств» — Моцарта, Баха, Гайдна. Отменный вкус, ничего не скажешь! Ему виделся симфоджаз в «Первом шаге» (поскольку джаз в то время был под запретом, Леонид Осипович ввел термин «эстрадный оркестр», чем на какое-то время отдалил гнев больших начальников от музыки), и потому он остановил свой выбор на саксофонистах Георгии Гараняне и Алексее Зубове, тромбонисте Константине Бахолдине, барабанщиках Александре Кареткине и Александре Салганике — эти студенты из самых разных вузов, от Станкина до Физтеха, оказались с большим джазовым будущим.
Первые же выступления ансамбля ЦДРИ прозвучали в Москве долгожданным летним громом. Толпы безбилетников штурмовали вход, пробиться в зрительный зал опоздавшие не могли, для желающих попасть на представление нужен был не клубный зальчик на Пушечной, а большой зал какого-нибудь солидного московского театра. «Первый шаг» потом выступал и в Театре Вахтангова, и в Театре Маяковского. И там тоже мест не хватало..
И все же на Пушечной создавалось нечто новое, не виданное в середине пятидесятых годов в Москве. Настоящий, многоликий по жанрам и внушительный по количеству самодеятельных артистов эстрадный ансамбль. Он был призван создавать всевозможные обозрения. И первое такое обозрение было символично названо «Первый шаг»— название это прикрепилось потом к ансамблю надолго. Он так и остался в истории ЦДРИ и московской эстрады — «Первый шаг», несмотря на то что дальше были сделаны второй, третий, рождались программы с другими названиями, но первенец оставил самый яркий и глубокий след. Юбилей подобной «шагистики» отмечался зимой девяносто девятого; в зале ЦДРИ сидели, как теперь любят говорить,, «седые ветераны», но далеко не все, кто составлял этот дружный ансамбль сорок пять лет назад: иных уж нет, а те далече…
Об этой ораве способных и увлеченных Илья Суслов вспоминал так:
«Среди нас был и Илья Рутберг, умевший делать пантомиму и дико смешно изображать студента, который сдает экзамены по шпаргалке незадачливому профессору; и Савелий Крамаров, тихий еврейский мальчик, который лихо изображал хулиганов, и Майя Кристалинская, и Поли Чохели, и Майя Булгакова, и А. Некрасов, певший песни Ива Монтана, и квартет «Четыре Ю», и негритянский артист Геля Коновалов (его папа был негром, но это единственное, что отличало его от русского) — он был пантомимист, и красивые девушки, которые вели нашу программу (что с ними стало?), и танцевальная группа, и джаз. Вот джаз наш был великолепен! Тут были и Гаранян, и Зубов, и Капустин, и Бахолдин, и Журавский, и Салганик, всех и не упомнишь, но все — замечательные музыканты! И руководили ими молодые тогда Борис Фиготин, Юра Саульский и В. Людвиковский. И не могу не упомянуть в этой связи заслуженного тогдашнего директора ЦДРИ Б. М. Филиппова и его помощника Э. С. Разниковского».
Этот «привет из прошлого» — статью в газете — Илья Суслов прислал из Соединенных
Штатов. Статья называется «И битвы, где вместе… Очерки о бывшей сатире».
Столько лет прошло, память может и подвести. Поэтому не упомянуты в ней вокальный квартет — будущая «Улыбка», Ирина Подошьян, отличная певица, которая быстро заняла далеко не последнее место под эстрадным солнцем, Александр Гореткин — это по части джаза, талантливый ударник.
Есть и еще одна неточность: в эту «ораву», принятую в пятьдесят четвертом, Майя попасть никак не могла. Потому что ее не было в толпах, ежедневно приходящих на свидание с конкурсной комиссией.
Перечислить тех, кто пришел в «Первый шаг» в пятьдесят четвертом, наверно, сегодня не сможет никто. Ни в первый набор, ни в последующие. Если заглянуть в программы выступлений этой команды, можно увидеть, как менялся ее состав. А текучесть объяснялась одной причиной — это все же самодеятельность при всем высоком ее уровне. Тот, кто уходит в профессионалы, покидает ее так же, как выучившийся юнга с небольшого суденышка переходит на океанский лайнер. И ничего предосудительного в этом нет. Наоборот, учителя всегда гордятся своими учениками, если они того стоят.
http://www.tunnel.ru/view/post:220113
— Майечка — вот она. — Гридунов, проведя пальцем по фотографии, остановился на Кристалинской. — А это наши первые программки, тут Майи еще нет, она пришла позднее, дай бог памяти… И пришла прямо к папе. Вот он, папа. —Гридунов поставил палец на то место фотографии, где стояли двое— «папа» и «домовой».
В каждом коллективе всегда находятся записные остряки, умеющие приклеить точное, смешное или ласково-уважительное прозвище. Так, Эммануил Самойлович Разниковский, застрельщик «Первого шага», стал «папой» — как его звали обычно в ансамбле. А вот прозвищем «домовой» Бориса Михайловича Филиппова «наградил» Борис Полевой.
Именно «домовой» и дал благословение «Первому шагу» еще в ту пору, когда с идеей создания эстрадного ансамбля в ЦДРИ пришел к нему Разниковский. Да и не мог не, дать. Филиппов был душой дома на Пушечной. А это означало, что каждому, кто переступал его порог, уходить оттуда не хотелось.
И кто только не бывал здесь — от одного перечисления всех его именитых обитателей у новичка, впервые пришедшего в этот дом, могла закружиться голова. Почти все они — на фотопортретах, висевших когда-то на стенах второго этажа, эта мозаика лиц, памятных для каждого знатока театра, музыки, цирка, а для профессионалов — еще и корифеев, учителей.
Увы, почти никого из них нет сегодня в живых. Рассыпалась мозаика…
Песни и музыка в ансамбле «Первый шаг» были первыми среди равных. Комиссия отобрала целый оркестр — около пятидесяти человек; такой оркестр можно смело сажать в оркестровую яму оперного театра. Однако состав его в оперу не годился, для исполнения симфонической музыки — тоже, а вот эстрадной — другое дело, на нее он и был нацелен. Утесов в музыке толк понимал — Дунаевский был для него богом, но еще он любил музыку других «божеств» — Моцарта, Баха, Гайдна. Отменный вкус, ничего не скажешь! Ему виделся симфоджаз в «Первом шаге» (поскольку джаз в то время был под запретом, Леонид Осипович ввел термин «эстрадный оркестр», чем на какое-то время отдалил гнев больших начальников от музыки), и потому он остановил свой выбор на саксофонистах Георгии Гараняне и Алексее Зубове, тромбонисте Константине Бахолдине, барабанщиках Александре Кареткине и Александре Салганике — эти студенты из самых разных вузов, от Станкина до Физтеха, оказались с большим джазовым будущим.
Первые же выступления ансамбля ЦДРИ прозвучали в Москве долгожданным летним громом. Толпы безбилетников штурмовали вход, пробиться в зрительный зал опоздавшие не могли, для желающих попасть на представление нужен был не клубный зальчик на Пушечной, а большой зал какого-нибудь солидного московского театра. «Первый шаг» потом выступал и в Театре Вахтангова, и в Театре Маяковского. И там тоже мест не хватало..
И все же на Пушечной создавалось нечто новое, не виданное в середине пятидесятых годов в Москве. Настоящий, многоликий по жанрам и внушительный по количеству самодеятельных артистов эстрадный ансамбль. Он был призван создавать всевозможные обозрения. И первое такое обозрение было символично названо «Первый шаг»— название это прикрепилось потом к ансамблю надолго. Он так и остался в истории ЦДРИ и московской эстрады — «Первый шаг», несмотря на то что дальше были сделаны второй, третий, рождались программы с другими названиями, но первенец оставил самый яркий и глубокий след. Юбилей подобной «шагистики» отмечался зимой девяносто девятого; в зале ЦДРИ сидели, как теперь любят говорить,, «седые ветераны», но далеко не все, кто составлял этот дружный ансамбль сорок пять лет назад: иных уж нет, а те далече…
Об этой ораве способных и увлеченных Илья Суслов вспоминал так:
«Среди нас был и Илья Рутберг, умевший делать пантомиму и дико смешно изображать студента, который сдает экзамены по шпаргалке незадачливому профессору; и Савелий Крамаров, тихий еврейский мальчик, который лихо изображал хулиганов, и Майя Кристалинская, и Поли Чохели, и Майя Булгакова, и А. Некрасов, певший песни Ива Монтана, и квартет «Четыре Ю», и негритянский артист Геля Коновалов (его папа был негром, но это единственное, что отличало его от русского) — он был пантомимист, и красивые девушки, которые вели нашу программу (что с ними стало?), и танцевальная группа, и джаз. Вот джаз наш был великолепен! Тут были и Гаранян, и Зубов, и Капустин, и Бахолдин, и Журавский, и Салганик, всех и не упомнишь, но все — замечательные музыканты! И руководили ими молодые тогда Борис Фиготин, Юра Саульский и В. Людвиковский. И не могу не упомянуть в этой связи заслуженного тогдашнего директора ЦДРИ Б. М. Филиппова и его помощника Э. С. Разниковского».
Этот «привет из прошлого» — статью в газете — Илья Суслов прислал из Соединенных
Штатов. Статья называется «И битвы, где вместе… Очерки о бывшей сатире».
Столько лет прошло, память может и подвести. Поэтому не упомянуты в ней вокальный квартет — будущая «Улыбка», Ирина Подошьян, отличная певица, которая быстро заняла далеко не последнее место под эстрадным солнцем, Александр Гореткин — это по части джаза, талантливый ударник.
Есть и еще одна неточность: в эту «ораву», принятую в пятьдесят четвертом, Майя попасть никак не могла. Потому что ее не было в толпах, ежедневно приходящих на свидание с конкурсной комиссией.
Перечислить тех, кто пришел в «Первый шаг» в пятьдесят четвертом, наверно, сегодня не сможет никто. Ни в первый набор, ни в последующие. Если заглянуть в программы выступлений этой команды, можно увидеть, как менялся ее состав. А текучесть объяснялась одной причиной — это все же самодеятельность при всем высоком ее уровне. Тот, кто уходит в профессионалы, покидает ее так же, как выучившийся юнга с небольшого суденышка переходит на океанский лайнер. И ничего предосудительного в этом нет. Наоборот, учителя всегда гордятся своими учениками, если они того стоят.
http://www.tunnel.ru/view/post:220113
